Истории войны

Разлученные войной. Очерк

Рейтинг:   / 4

ПлохоОтлично 

Просмотров: 3849

Несколько раз я пыталась начать писать историю своей семьи, но не получалось. Хотя всегда понимала, что она будет начинаться с трагического конца – эта картина жила со мной на протяжении многих лет. История любви, история семьи, история страны – в судьбах.

Что-то из этой истории я услышала от мамы, что-то представила по рассказам маминых братьев, что-то поняла, сопоставив факты, вспоминая бабушку, её характер. Осознавая, что это не короткий сюжет, у меня ни слова, ни строки не выстраивалось – ни в стихах, ни в прозе. Я снова и снова возвращалась к ним – Михаилу и Федосии – моим дедушке и бабушке, разлученным войной и так далеко ушедшим в своих судьбах друг от друга.

Михаил с 1920 года, Федосия с 1922 года – они жили в соседних деревнях и дружили с довоенных лет.

У матери Федосьи – Степаниды было еще четверо детей – старшие братья Алексей, Николай и младшие дети – Полина и Иван. Отца Федосии вместе с его родными и сродными братьями расстреляли в 1938 году…

И однажды ко мне пришло вдохновение, и я начала писать:

***

Он так плакал, этот большой человек,

Что глаза земли – васильки, васильки –

Синеокая грусть – и во век, во век

На погосте не знали такой тоски.

В этих звуках – потеря и горечь разлук,

Завывание волка на лунный свет,

Будто раненый зверь, пережив недуг,

Стоном боли вещал, что оглох, ослеп.

И коленями в землю, и ладонями в холм,

Будто демон кричал или звал, или выл…

Ветер гладил седины, да устало смолк,

Он не видел такого в сердцах живых.

***

Были яркие зори, туманы в реке,

Разливалась до тала Пересухи нутро

Михаил и Федосия – сон далекий в руке –

Его волосы – лен, её как перо –

Перо ворона – что же, дочь казака.

Пусть хоть счастье у дочки – плакала мать –

Этот тридцать восьмой, как корова, слизал

Мужа, братьев его… и одной вековать…

Сыновья подрастают – Алексей, Николай,

Две дочурки, да малый совсем – Иван…

Вот женить, выдать замуж… а на улице май

Сорок первого года…весна… туман…

***

Для победы, для фронта – рукавицы, носки.

Похоронка на Колю.  Без вести – Алексей…

От зари до зари труд спасал от тоски –

Для чужих сыновей горсть махорки в кисет…

А дальше не могу. Как писать в стихах, в стиле изящной словесности, что одна из дочерей, Полина, заготавливая кедровый орех для фронта, упала с кедра и повредила позвоночник. Она так и не встала – доживая свой век калекой. И остались у моей прабабушки Степаниды две надежды – Федосия и Иван.

Михаила забрали с первых дней войны. Все пять лет он писал Федосии. Эти фронтовые треугольники и фотокарточки она хранила много лет. Он пришел летом сорок шестого – после войны с Японией. Вернулся в родной дом, но там жила сестра с мужем. Его мама умерла во время войны, а отца Михаила в тридцать восьмом расстреляли в одно время с отцом Федосии. По сути его семьи уже не было. Была только Федосия, его черноокая казачка, лихая, озорная красавица. Михаил поехал искать работу в городе, где могли дать его будущей семье «свой угол». А Федосия осталась ждать, вынашивая под сердцем новую жизнь. Новую, послевоенную.

Я не могла понять, как так произошло, что на долгие пять с лишим лет расстанутся Михаил и Федосия. Как можно потеряться в одной области, зная адрес, где живет любимая женщина? Письма и с фронта приходили, а тут вдруг – что случилось? Почему оборвалась связь? И только став старше, я поняла – всему причиной стал страх Степаниды. Страх за свою жизнь. Он, сын «врага народа», хочет увезти её дочь неизвестно куда.  Ее семья осталась без кормильца и без имущества в 1938 году, потом война доскоблила последнее, и страх остаться одной с дочерью-инвалидом и сыном-подростком был невыносим. Думаю, что не со зла Степанида договорилась с почтальоном и прятала письма Михаила от дочери. Она надеялась, что Михаил вернется в деревню, и ее дочь с зятем останутся рядом с ней. Но Михаилу была мала эта деревенька в глуши сибирской.

Михаил, не дождавшись вестей, или получив какие-то иные вести, завербовался на работу на Север на пять лет и подписал договор, дав письменное согласие не жениться за это время.

Время шло, Федосия ждала вестей от любимого, но их не было.

В апреле сорок седьмого «дочь врага народа» родила без мужа, девочку и нарекли её Галиной. Что творилось в душе Федосии – одному Богу известно. Что говорили ей в глаза и за глаза, представить не трудно. Но она ждала. Ждала и верила, что Михаил от неё не отказался, он приедет, через год, через два, но вернётся. Она не верила в самое плохое. С ней были его письма, его фотографии – где он, её родной Миша, улыбался ей с фронта и просил: жди. А рядом, как светлый ангел, была Галина – с теми же голубыми глазами, белыми, как лён, волосами среди черноглазых, черноволосых казаков.

Моя мама рассказывала, как приехал её отчим свататься к матери –Федосии. Чернобровый, черноглазый красавец на белом коне. Была свадьба. А потом…

Помнит, что приехал мужчина – точь-в-точь как она – с такими же волосами цвета льна и голубыми глазами. Помнит крики детей: «Галька, Галька, твой отец приехал!». Не мудрено заметить сходство – в семье черных, как вороны, казаков – белокожий голубоглазый ребенок. Да и вся деревня знала, что к чему. Помнит настоящее богатство, которое насыпал ей в карманы отец – яркие шелестящие обертки, а в них конфеты, шоколадные. Помнит страшный вечер, когда мама плакала, сидя у открытой печи, а рядом стоял очень злой отчим. Мама жгла фронтовые треугольники и фотографии.

Потом родился братик и сестрички Лиза и Валя. Лиза умерла года в два от горячки. Отчим тогда сильно горевал – она была его копией и любимым ребенком. Потом снова родился братик. Мальчиков назвали в честь родных братьев Федосии – Алексеем и Николаем. Была большая семья: бабушка Степанида, мамина сестра Полина, помогавшая растить детей, Федосия, Галина – дочь Михаила, отчим и трое его детей. И лютая нелюбовь отчима к Галине.

Сам отчим был мастеровым и крепким мужчиной, но характера невыносимого. Поговаривали, что бабушка была у него десятой женой – девять не смогли с ним ужиться. Как с ним жила бабушка?  А кто сейчас скажет? Может тогда, в послевоенной деревне, одна с матерью, с ребенком, с сестрой-инвалидом и младшим братом она, как будто, умерла? И потом была уже не она? А другая женщина – без чувств, без любви, без веры…

Помню бабушку в деревне – она постоянно в работе. Я просыпалась на мягкой перине от яркого луча солнца, что пробивался сквозь занавески. За деревянной перегородкой слышала голос бабушки. Она будто разговаривала сама с собой. И запах опары, кислый хлебный запах. Позвякивание ухвата, шорох заслонки русской печи – бабушка пекла хлеб. Это была самая лучшая еда – парное молоко и бабушкин хлеб, круглый, ржаного цвета с подрумяненной мукой на корочке.

Я помню, как боялась дедушку и как любила бабушку, но это была любовь украдкой – поспать рядом, тайно получить от бабушки пятнадцать копеек и сходить в магазин за «Неженкой», яблочным пюре со сливками, детским лакомством того времени.

Я помню бабушку у нас в гостях, в городе – энергичную, веселую женщину, рассказывающую деревенские новости, достающую гостинцы – молоко, замороженные кругляши в полотняных салфетках…

Она умерла в свой день рождения, когда мне было девять лет. Рак желудка. Она быстро сгорела – я даже не видела её больной. Несколько месяцев – и её не стало. И тем же летом к нам в дом приехал мужчина, как две капли воды похожий на мою маму. Озорной, высокий красавец. Я с удивлением узнала, что это мой родной дедушка. Позже мне мама рассказала, что он был женат на женщине, эвакуированной с заводом из блокадного Ленинграда. Детей у них не было, но он взял к себе на воспитание племянника – сына своей сестры. Её новому мужу не нужен был «чужой» ребенок.

Ирония судьбы: у Михаила умерла жена, и он приехал к своей любимой женщине – к Федосии… И Галина повела отца на могилу своей мамы...

Он так плакал, этот большой человек,

Что глаза земли – васильки, васильки –

Синеокая грусть – и во век, во век

На погосте не знали такой тоски…

• < Назад